Кабинет Николая Бурова в здании Думы постепенно пустеет: владелец освобождает место для того, кто придет после него. Осталось совсем немного времени до того момента, когда Николай Буров покинет свое любимое детище – государственный музей-памятник «Исаакиевский собор». По собственному желанию. Потому что непростая ситуация, сложившаяся вокруг собора, сделала невозможным развивать этот комплекс, а отсиживать рабочее время этот человек не привык. ПФ решил узнать, что останется после Бурова, а что он навсегда заберет с собой. И не только из рабочего кабинета.
— В любом кабинете я моментально начинаю обрастать книгами, — делится он. — Очень много книг отсюда уже вывезено: что-то я подарил архиву литературы и искусства, что-то отправил домой, в основном, тяжелые альбомы. Но не менее 500 томов останется здесь. Когда я уходил из кабинета председателя Комитета по культуре я оставил в нем 1500 томов. А когда я туда пришел, там лежала всего одна книжка на боку. И здесь оставлю не только потому, что все перетащить невозможно, но и что-то хотелось бы оставить своему последователю.
— А подарки? Ведь, наверное, за 9 лет, что вы провели в этом кабинете, их было немало…
— Самый крупный подарок, который мне достался — это должность директора государственного музея-памятника «Исаакиевский собор». В тот момент это был музей очень успешный, музей 4 соборов. Хотя 9 лет прожито не совсем здесь, потому что сначала этот кабинет надо было сделать. Раньше кабинет директора находился в ризнице собора Спас-на-Крови. Я решил, что негоже в памятнике, коим является ризница, держать контору. Удалось получить Серебряные ряды на Невском, сделать здесь ремонт: когда я впервые вошел в это здание, там были авгиевы конюшни. Подтянули сюда электричество в достаточной мере, привели в порядок внутренние помещения и создали дирекцию для большого музея, который занимал в тот момент аж 9 зданий.
Несмотря на частично оголившиеся стены, Николай Буров смотрится в них органично, естественно. Это его дом, созданный им на многие годы. У директора были огромные планы, несмотря на то, что музей лишился двух соборов, взамен, вместо Смольного собора, ему предоставили замечательное помещение на Думской улице 1-3.
«Это сговор со Сбербанком, — раскрывает он секрет, — который уступил нам половину помещений здесь, в старой городской Думе. Пока отреставрирован только один зал в 600 кв. м, а всего их 3900 кв. м, которые необходимо еще поднимать. На это понадобится, думаю, года три работы. И когда она будет завершена, город получит первоклассный концертно-выставочный центр, который сможет работать круглосуточно, без выходных».
Еще одно здание на Большой Морской, 40, музею выделили за Сампсониевский собор. По мнению директора, это «прекрасное банковское здание легко переоборудуется под музей.
«Там есть все, — говорит он, — 5 этажей музейного пространства, чудесные винтовые лестницы, парадная мраморная лестница. Пока все в полном запустении, нуждается в ремонте и денежных вливаниях. Но это все под силу нашему музею, если не отнимать у него возможность работать с посетителями».
Я прошу Николая Витальевича рассказать о том, какие вещи он заберет с собой из этого кабинета.
— Я заберу бурых медведей, их мне подарили, и я их очень ценю. Я заберу эту картину, потому что зимой, когда день короток, а ночь длинна, она вселяет в меня веру, что скоро это пройдет. Я заберу икону Николая Чудотворца, это подарок одного замечательного священника, к которому я прихожу иногда побеседовать. Я оставил себе два сертификата, и увезу их с собой: сертификат доктора бизнес-администрирования и сертификат полного профессора международного университета фундаментального образования.
— Николай Витальевич, давайте вспомним, что было сделано за эти 9 лет. Чем вы гордитесь?
— Самое главное, что удалось сделать, — это увеличить серьезный темп и, я бы даже сказал, агрессивность реставрационных работ, практически, на всех объектах. Много было сделано в Спасе-на-Крови. Но самое главное, что досталось мне – это окончание продолжавшегося 22 года воссоздания Царских врат в этом соборе. Это ювелирная работа с потерянными к тому времени методиками, которые пришлось возрождать. Я говорю о горячих эмалях по медному листу, серебряному листу с золочением, с многократными обжигами для того, чтобы добиться необходимых оттенков. 15 лет только разгадывали утраченные секреты, а затем 7 лет воссоздавали 600 кг ювелирных изделий, из которых состояли Царские врата. А ведь погибли они в один день: из просто сняли, ободрали с них все, что можно было ювелирного, и бросили в лужу. К счастью, нашелся человек, который подобрал основу. Вот на этой натуральной основе мы и воссоздавали то, что было когда-то разгромлено. Один день разгрома и 22 года воссоздания.
— Переходим к следующим «экспонатам на вывоз», на глаза попадаются замечательные фотографии.
— Я, конечно, заберу эту фотографию с Кириллом Лавровым, потому что очень ценю этого человека. Со мной постоянно ездит и фотография Дмитрия Шостаковича, сделанная наутро после принятия известного постановления Политбюро ЦК ВКПб о формализме в искусстве. Здесь ему 44 года, он был просто убит этим постановлением. Я заберу эти часы с фотографией самой любимой моей актрисы – Алисы Фрейндлих, я ее обожаю. А вот что делать с этой гильзой от полуденного выстрела в честь моего 60-летия, еще не решил.
— Пока просматриваем фотографии, переходим к реставрации Спаса-на Крови. Она завершена полностью?
— К сожалению, далеко не все сделано. Надо было обратиться к колокольне, мы не успели этого сделать. Постоянно идет работа с металлическими конструкциями и на этот год намечен большой объем работ по металлоконструкциям. Часть своей жизни – с конца 1920-х по конец 1970-х годов Спас-на-Крови пребывал в чудовищном состоянии. Он достался музею после пожара декорационного склада Малого театра оперы и балета, который там располагался. Полностью разгромленное здание с затопленными подвалами. Не хватило времени на современную систему кондиционирования и теплообмена для поддержания температурно-влажностного режима. Но может быть еще можно будет это сделать, если музей все-таки сохранится, потому что памятник абсолютно уникальный, у нас нет аналогов в стране, хотя этот собор — самый молодой, он был освящен в 1907 году.
— Если я правильно помню, Смольный собор стал концертным залом еще до вашего прихода…
— Да, это так. В 2004 году Смольный передали Исаакию, и мой предшественник и друг Коля Нагорский сделал в нем концертный зал 1 класса. А я стал более активно развивать и концертную, и выставочную деятельность. Я горжусь тем, что мы сделали наш хор, в то время камерный хор Смольного собора, а ныне он называется концертный хор Санкт-Петербурга под управлением Владимира Беглецова, штатным. Не знаю, помогло ли это петь, но я считаю, что этот хор — один из лучших в Европе, что он и доказывает своей концертной деятельностью. Приезд хора – это не просто концерт, это еще и выставки, в основном, конечно, фотовыставки, потому что вывозить что-либо нам трудно.
— Сампсониевский собор в этом блестящем ряду напоминает пасынка: скромный, почти незаметный…
— Конечно, это не так. Сампсониевский собор – уникальный памятник не только архитектуры, но и истории российской. Он был заложен в честь победы под Полтавой и неразрывно связан с идеей этой победы. Мы сделали все, чтобы это был живой дом, максимально похожий на то, каким был задуман в XVIII веке с уникальным иконостасом, который мы отреставрировали с любовью. К сожалению, вслед за Смольным собором он также отошел Церкви, хотя остались в нем почти 150 музейных предметов, в основном, неразрывно связанных с интерьером. Они и сегодня находятся в зоне нашей ответственности, хотя используются новым владельцем.
Теперь переходим к фундаментальным объектам-подаркам директора.
— С этой Румянцевской колонной я пришел из театра в Комитет по культуре, а из комитета сюда, наверное, и дальше с ней пойду. А вот эта голова останется, хотя подарили ее мне: это пример современной гальванопластики, того метода, который специально для Исаакиевского собора разработал Якоби.
— Теперь об Исаакии. Этот собор является самым посещаемым объектом города, наряду с Эрмитажем и Русским музеем.
— Об Исаакиевском соборе я могу говорить долго не только потому что его именем назван музей, но и потому, что львиная доля реставрационных работ была выполнена именно здесь. Мы завершили фантастическую по задачам реставрацию одной из 4 групп «Ангелы со светильником». Это угловые группы громадного размера, которые нуждались в серьезном вмешательстве, потому что растущая агрессивность среды, к сожалению, вызывает серьезные, как говорят специалисты, биметаллические споры. В этих группах смешаны разные металлы (чугун, сталь, медь, бронза) и техники: гальванопластика, выколотка, литье.
Мы с удивительной скоростью и с хорошей экономией средств произвели серьезный капитальный ремонт и реставрацию ангельской балюстрады. Это 24 ангела выше колоннады. Нам предсказывали продолжительность работы в 12 лет, а стоимость в старом значении рубля оценивали в четверть миллиарда. Мы уложились в сумму почти вдвое меньшую и в 4 года. Но сделано все на совесть, замечательно и, как уверяют реставраторы, на 100 лет об этой балюстраде можно «забыть».
Мы полностью воссоздали колокольную линейку собора: на трех звонницах Исаакия разместили 16 колоколов, самый маленький 50 кг, самый большой 16 т. Это и зримо, и на ухо вполне ощутимо. Мы ввели правило полуденного звона, когда в 12 часов, перекликаясь с выстрелом пушки Петропавловской крепости, звучит еще и 12 ударов 10-титонного колокола.
Очень много сделано внутри по реставрации монументальной живописи. Это достаточно сложная работа, требующая выстраивания лесов, высотой в девятиэтажный дом внутри собора. Отреставрирована живопись в двух колодцах, всего их 14, сейчас работы ведутся на 3 колодце.
Нам пришлось забраться на самый верх Исаакия и заняться фонариком, который пришел в плачевное состояние. Обновления требуют и камень, и металлоконструкции, и позолота. Даже основание креста серьезно поизносилось. Много сделали по реставрации медной и бронзовой скульптуры на северном и южном фронтонах собора.
Нам удалось серьезно подтянуть некоторые инженерные составляющие этого великого дома. Мы только в прошлом году закончили монтаж и запуск новой вентиляционной системы, которая является и кондиционирующей, и согревающей. И теперь на электронном уровне отслеживаем температурно-влажностный режим, воздушные потоки в этом пространстве.
В прошлом году обновили художественную подсветку собора. Ориентировались на энергосберегающие технологии, но старались не нанести ущерба главному художественному образу. Кстати, затраты на электроэнергию после введения этой системы снизились в 4 раза. Ювелирная работа – лампады главного иконостаса. Это изделия весом 180 кг. Не доделали до конца.
Хочу подчеркнуть, что на протяжении 30 лет, до 2017 года, музей не получал средств ни городского, ни федерального бюджетов. Все делали за свой счет. Количество посетителей выросло с 2,8 млн в 2008 году до 3,9 млн человек в 2016 году. Экономика тоже развивалась, я принял музей с доходом 360 млн руб. в год, в прошлом году заработали почти 800 млн при том, что последние 6 лет не увеличивали стоимость билетов. «Исаакиевский собор» — единственный музей в стране на самоокупаемости.
Но главным достижением считаю то, что нам удалось сохранить коллектив, несмотря на утрату 2 объектов. У нас все сотрудники имеют полис ДМС, есть свой здравпункт, который помогает следить за здоровьем сотрудников и заниматься профилактикой. В нашем коллективе за последние годы значительно выросло число детей в семьях: на 393 сотрудника 142 ребенка. И это при том, что половина состава работает в музее по 30 лет и более и достигла возраста бабушек.
— Мне кажется, вы забыли упомянуть о такой важной составляющей вашего музея, как доступная среда.
— Верно, мы многое успели сделать для людей с ограниченными возможностями. Это тоже предмет гордости. Например, наш маршрут для инвалидов-колясочников «Петербург с высоты птичьего полета» уникален. В старинном здании в интерьеры собора мы сумели встроить достаточно большой лифт без споров с КГИОП. Есть специальная видовая площадка для инвалидов в колясках. Мы тесно работаем с обществом слепых, принимаем их в среду, в технологический день для музея, потому что слепым лучше посещать музей не в переполненном интерьере. Это очень трогательные люди, которые видят гораздо лучше, чем я, зрячий. Они иногда пальцами различают цвета. Мы позволяем им трогать почти все. Это большой плюс нашего музея. Мы находимся в топ-5 учреждений культуры СПб, доступных для особых людей. Необычность нашего музея позволяет нам шире покрывать культурное пространство города.
Николай Буров расстроен. Это видно по тому, с какой горечью он говорит о своих достижениях. Потому что его мучает то, что происходит с музеем в последнее время.
-Я пришел в музей, который рос, а при мне он стал худеть, хотя и не смертельно до того момента, пока не был поднят вопрос об Исаакии, — с грустью говорит он. — Вот это меня, прямо скажем, подкосило. Потому что Исаакий – основа музея. Если его изъять, то как называть музей? До последнего времени я получал колоссальное удовольствие от работы в музее. Музей – это совершенно особое пространство, я влюблен в наш коллектив. И уходя, мне еще предстоит попросить у него прощения, потому что не добился всего, про что прокукарекал. Я ведь обещал, что Центр на Думской будет работать круглосуточно, а до конца довести не смог. Я не знаю, что будет с нашим высокопрофессиональным коллективом. И это очень больно, потому что люди поверили в завтрашний день, кто-то взял ипотечный кредит, кто-то планировал прибавление в семействе. Сейчас царят и смятение, и тревога, и страх. А ведь волнений можно было избежать, если бы подойти по-людски.
В кабинете Николая Бурова есть еще несколько макетов Исаакиевского собора:
— Эта обычная модель Исаакия тоже останется, а держалочку я принес из дому, так модель смотрится органичнее.
Exif_JPEG_420
А рядом – это подарок, сделанный дарителем собственными руками из фанеры. И это не просто макет музея, а коробка с лекарствами. Я начну их пить тогда, когда надо будет восстановиться.
Музей «Исаакиевский собор» не раз получал дипломы высшей музейной премии Санкт-Петербурга «Музейный олимп», в 2014 он стал Музеем года, а в 2015 году диплом за выдающийся вклад в развитие музейного дела Санкт-Петербурга получил сам Николай Буров. Музей неоднократно становился лауреатом Российской премии, становясь лучшим предприятием года. За последние 9 лет музей упрочил свои позиции в Союзе музеев, а также в ICOM (International Council of Museums) — международном совете музеев.
С 1967 года у музея было всего 3 руководителя: Георгий Петрович Бутиков, ушедший в 2002, Николай Викторович Нагорский, покинувший наш мир в январе 2008, и Николай Витальевич Буров, Народный артист России, более 30 лет отдавший Театру, чиновник Смольного, за 3,5 года успевший сделать столько полезного, что вспоминают его чиновную повинность добрым словом, по сей день. И 9 лет его «правления» в музее 4-х соборов, как комплекс называют до сих пор, войдет золотой вехой в его историю.
Л.Г., Петербургский формат